Владимир Трифонов - Кронштадт - Таллин - Ленинград (Война на Балтике в июле 1941 - августе 1942 годов)

При следующем посещении нашего отделения 9 марта он принес мне 3 письма от Жени - от 13.02, 11.01 и 15.01, от Андрея № 5 от 6.02, №8 от 16.02, от Калачева Шурки от 25.02, от дедушки Ивана Сергеевича из Кипрева от 13.02 и Вовки Финогенова от 20.02. Теперь мне несколько дней работа - писать ответы всем. Лекпом рассказал, как на корабле борятся с вшивостью: 1 марта Шабшиевнчу, который все же не старпом, а ИО старпома, объявлен строгий выговор за то, что рабочие прошли на корабль без осмотра их лекпомом на вшивость. Дня через два строгий выговор получил наш командир БЧ Кузнецов за необеспечение необходимого санитарного состояния, ком. отделения Шведу, который только что назначен старшиной 76-мм батареи, вместо Фахрутдинова, за это же выговор, а Агафонову - 7 нарядов за личную вшивость и за грязное нательное белье.

К Шведу я отношусь очень уважительно. Он всегда спокойный, сдержанный, справедливый. Отслужил уже 5 лет, старшина 1 статьи.

17 марта неожиданно пришел Яковенко. Оказывается, его назначили в нашу БЧ комендором-палубным и отправили навестить меня и передать мне кучу скопившихся писем - 23 письма!

Сообщил кучу новостей: к празднику 23 февраля был приказ с объявлением благодарности многим членам экипажа. По нашей БЧ благодарности объявлены старшинам батарей Фахрутдинову и Шведу, командирам орудий Попову, Панову и Соболю, наводчикам Семенову, Суворову и Вересову, установщику прицела и целика Рощину. Конечно, мои дневники и пререкания с Поповым не позволили мне получить благодарность. Гордеева с комендоров-палубных перевели в строевые не получился из него комендор. На его должность прибыл в начале марта из ЛВЭ старший к/ф из запаса Алексей Санин. Наш "кормилец" Александров числа 5-го лег в наш госпиталь, а чиста 9-го - Понтус. Гуликова из-за плохого зрения перевели из сигнальщиков в строевые в боцманскую команду. Наш доктор говорил, что у него "куриная слепота".

Еще новость - с начала марта, периодически по несколько человек направляют на Карельский перешеек в леса за сосновыми иголками, которые в мешках привозят на корабль, где делают из них настой и дают каждому ежедневно по стакану утром и вечером. Это для профилактики и лечения цинги, от которой многие страдают.

В феврале распространяли билеты денежно-вещевой лотереи. Не забыли и тех, кто находился в госпиталях. Мне выделено 3 билета по 10 рублей.

Больше часа пробыл Яковенко у меня и был, похоже, рад внимательному слушателю. Около 17 часов он собрался уходить, но начался сильный артобстрел морзавода, района нашего ковша, и он решил переждать. В этом месяце обстрелов, которые я слышал, было немного. У меня отмечены: 4-го - днем часа полтора обстрел города, 6-го - днем полчаса обстрел Торгового порта и Балт. завода, 8-го - ночью обстрел города, 10-го - обстрел торг, порта и города, 11-го сильный артобстрел города, дважды ночью и один раз днем, 12-го ночью обстрел южной части города, а вечером сильный обстрел района Балтийского завода, 14-го перед обедом сильный обстрел р-на Балтийского вокзала, а днем района Торгового порта, 15-го - после обеда и около 12-ти ночи обстрелы города, 16-го - ночью обстрел города, а перед обедом - по району завода Марта, 18-го - после обеда полчаса обстрел города, 21-го - с часу до 6 вечера трижды обстрел города, 23-го - после обеда обстрел р-на Балт. завода, перед ужином - завода Марти. Воздушных налетов, по-моему, вообще не было.

Читать и писать в палате можно было только в светлое время суток, т.к. света в городе не было, и у нас часов в восемь вечера зажигали керосиновую лампу, одну на всю палату. При таком освещении вечерами только и можно было "травить" всякие флотские и гражданские байки и резаться в карты.

В карты мы играли в детстве, когда нам было лет 11-13. Летом на высоком берегу речки Клязьмы около Мурашек было хорошее место для купания - глубина речки "с головкой", на середине реки - метра два, течение тихое, дно чистое. На нашем берегу у воды десятка два ольховых деревьев и какой-то кустарник, а на высоком берегу чистая мелкая травка, на которой после, купания трое-пятеро усаживались и резались в подкидного дурака или еще во что-то элементарно простое и не азартное.

А в палате ребята резались в "очко" и только на деньги. Меня, конечно, приглашали принять участие, но я под всякими предлогами отказывался. Просто не умел и не хотел расставаться с теми полутора сотнями, которые у меня были с собой. Но все-таки к началу марта, посмотрев несколько вечеров на игру наших картежников, я "созрел". Показалось, что я понял смысл игры и как надо играть, чтобы игру выиграть. Результат такой самоуверенности выявился в первый же вечер - продул все свое полторы сотни, которые хотел отослать домой.

С тех пор я ни разу в жизни не садился играть в карты. Даже в дурака. Хотя знаю, что есть мастера картежники-проферансисты, и их уважаю. В семидесятых годах одна моя знакомая рассказывала, что к ее мужу-врачу приезжают, прослышав о его таланте проферансиста, игроки из других городов, и с некоторыми он, сыграв пару партий, расстается. Не интересно играть.

Из флотских баек в палате запомнились байки про здешнего врача по кожным и венерическим болезням. Двое или трое из палаты еще до войны успели побывать у него в отделении стриппером и были или сами свидетелями забавных мини-сцен, или слышали от других товарищей по несчастью.

Приходит к нему на прием какой-то командир, ему предлагают показать - с чем пришел. Пациент расстегивает брюки и из трусов показывает что-то завернутое в газету. А врач этот очень сильно заикался. И вот он, заикаясь, зовет свою пожилую медсестру: "Мммария Иванова, сккколько лет я ррработаю, но чтттобы член гггазету чччитал, пппервый ррраз вижу!" Перед войной он (не припомню точно его фамилию) был в звании военврача второго ранга и на рукавах кителя имел 4 средние серебряные нашивки. Приходит к нему на прием старший командир. На рукавах кителя тоже 4 средние, но золотые нашивки. Чем-то оказался недоволен в беседе с врачом в белом халате и стал повышать голос. Доктор подошел к своему столу, снял со спинки стула свой китель и, показывая его этому командиру, заикаясь, объяснил: "С кем вы разггговариваете! Вы думаете, что пппперед вами хххрен сссобачий? А у меня тттоже чччетыре ссссреднпх!".

В июне-июле 1948 г. я, после окончания третьего курса Военно-морского медицинского училища, был в Питере на госпитальной практике в этом госпитале. Колено-венерическим отделением (а может быть, оно было уже чисто венерическое) заведовал полковник мед. службы Сорокин (если не ошибаюсь). По его заиканию я понял, что это о нем я слышал забавные, но всегда уважительные байки в холодную блокадную зиму 42 года. Сказать ему о таком заочном знакомстве я не решился - он полковник лет под пятьдесят, а я курсант.